Всякая насильственная социальная революция, в результате которой к власти приходят зачинщики революции, обречена на термидор. И тогда власть переходит в руки либо Автократии, либо Бонапартизма, либо Нацизма. Эти три режима отличаются друг от друга только акцентами, и все они наполнены до предела деструктивизмом и ведут нацию к самоуничтожению.
Рассмотрим основные факторы, ведущие к термидору.
Насилие порождает ещё большее насилие. Решая материальные несправедливости убийством, уже невозможно быть справедливым правителем. На революционера ложится печать дьявола.
Недостаточность мотивации и возможностей для экономического развития государства и отвлечение на подавление остатков сопротивления.
Разруха и голод в результате разрушения экономики и гражданской войны.
Совместное влияние этих основных факторов определяет неизбежность термидора, который может наступить очень быстро, как во французской революции, и, достаточно растянут по времени, если революция протекает менее насильственными методами (пример: американский Бонапартизм, возникший в результате действий бандитских профсоюзов, а затем подмены демократических принципов монополистической демократией и доминирующей властью большого капитала, властью денег).
Главным недостатком сегодняшнего коммунистического движения является отсутствие эффективной экономической программы. Возврат к методам хозяйствования социалистической бюрократии под диктатурой ЦК партии полностью исчерпал себя и доказал свою экономическую неэффективность. Таким образом, коммунистическое движение потеряло конечную цель – более высокоразвитую экономическую модель государства. Доводы вождей коммунистов – софистика, и их главная цель – возврат к власти любой ценой. Естественно, такое положение не может не сказываться на развитии коммунистического движения. Но, поскольку классовые противоречия усиливаются и, в связи с этим, вокруг коммунистических лидеров крутятся большие деньги, всякого рода авантюристы, далёкие от защиты рабочего класса будут занимать место вождей коммунистической партии. Голова коммунистического движения направляет тело революции в противоположном направлении. Можно говорить о прочно засевшем в сознании стереотипе коммунистического лидера – доживающего свой век маразматика бюрократа-функционера, которого отогнали от кормушки свои же более продвинутые товарищи. Этим и объясняется отсутствие массовой поддержки лидеров, реально защищающих интересы рабочего класса [теоретически они есть, но реально я лично не встречал таких давненько]
Тем не менее, цель коммунистического движения заключается не только в защите рабочего класса, угнетаемого от угнетателя, но и в создании высокоразвитой экономической системы, значительно превышающей экономическое развитие буржуазного общества. Абсолютно прав был Че Геваре – мы штурмуем Эверест. Но, это связка из двух альпинистов, буржуазия и рабочий класс в одной связке стремятся к вершине, развитому экономически и политически государству, идеальной экономической системе.
Опыт октябрьской революции не пропал даром. Теперь мы знаем – социалистическая бюрократия, это та же буржуазия, только недоразвитая и ущербная для экономического развития. В. Ленин осознал это в 1921 году, но у него не хватило сил пересмотреть свою экономическую теорию в новых условиях и, соответственно, обеспечить логическое продолжение революционных преобразований. Всё это говорит о том, что даже у Ленина не было до конца доработанной экономической теории развития государства. Представление об экономике государства было однобоко, лишь с точки зрения критика, который не берёт на вооружение позитивные существующие экономические методы, не учитывая специфической конъюнктуры момента. Да это и не возможно со стороны оппозиции, для любой теории нужна практика реального управления.
Ценность конструктивных профсоюзов в их универсальности. Они служат проводником демократических методов управления практически при любом политическом устройстве государства, создавая объективные предпосылки для оздоровления института власти на всех уровнях. Они реальны и выгодны экономически, политически и при автократии, и при бонапартизме, и даже в автократическом исламском государстве, но при одном только условии – если лидер государства поддерживает концепцию их развития. Но важно учитывать, что концепция конструктивных профсоюзов – это лишь здоровая питательная среда, на которой выращивается профессионализм работников предприятий, научно техническая база и экономическое развитие, как предприятий в целом, так и отдельных субъектов. Это питательная среда также и для формирования здоровых, не коррумпированных структур власти.
Разные государства находятся на разных этапах своего развития. Даже одно и то же государство находится в постоянной динамике. И если оппозиция серьёзно хочет улучшить экономическую и политическую ситуацию, необходима чёткая экономическая программа. При насильственной революции даже при наличии идеальной экономической программы, что в принципе невозможно осуществить с позиции оппозиционера, потенциальные исполнители оказываются не готовы ни психологически, ни профессионально.
Большое количество дестабилизирующих факторов, каждый из которых значительно влияет на ситуацию в стране, зависят от конъюнктурных особенностей момента, и не поддаются точному анализу и измерению. Конструктивные профсоюзы от конъюнктуры не зависят. Им необходимо только одно – стремление обоих сторон к мирному, цивилизованному диалогу, буржуазии и рабочего класса в рамках предприятия, взаимовыгодному консенсусу. Таким образом, международному коммунистическому движению имеет смысл сосредоточить свои лучшие силы не на разработку экономической системы в условиях всеобщего противостояния, а на разработку концепции конструктивных профсоюзов и, создании объективных причин для их возникновения и развития на предприятиях. Точечное воздействие гораздо эффективнее и создает питательную среду для развития философии новых лидеров. Кроме тог, такое воздействие отвечает концепции безопасности государства. Принцип НЕ НАВРЕДИ справедлив и в экономике.
Опыт моей борьбы показывает, что социалистическая бюрократия препятствует внедрению конструктивных профсоюзов. Если как классу им выгодно их создание, то лично они видят угрозу своей диктатуре и лишение преступных источников дохода. конструктивный профсоюз переворачивает всё сознание бюрократа, и все привычные понятия оборачиваются оружием против него самого.
Вот уже более 100 лет термину "социалистическая бюрократия" и, тем не менее, никто не знает, что же это за фрукт такой экзотический и как с ним бороться. Более того, сам термин "социалистическая бюрократия" мало подходит для определения реального положения вещей. Гораздо правильнее было бы назвать её "псевдосоциалистическая", или даже "антисоциалистическая бюрократия", что было бы более верно и отражало бы реально её суть и положение. Но поскольку этот термин уже давно вошёл в обычное употребление, трансформировать его можно только вместе с самим объектом его обозначения.
Итак, Социалистическая бюрократия – есть искусственно созданная, недоразвитая, зачаточная форма буржуазии, с латентной формой общественного бытия как класса и шизоидным состоянием сознания. Искусственно – потому что она является продуктом насильственной революции и есть не что иное, как идеологическая недоработка в результате теоретических исследований, перешедших в практические исследования. Недоразвитая – как класс она реально не осознаёт себя, представляя себя, или пытаясь представить обществу, что факт её существования является временной необходимостью с целью коррекции преступности буржуазии, и в дальнейшем она эволюционирует …в рабочий класс. Однако при отсутствии сдерживающих факторов она трансформируется классическую буржуазию. Латентная форма общественного бытия обусловлена необходимостью скрыть своё истинное лицо, представив "нарисованное" – соответствующее новой идеологии Власти, что не мешает, а скорее помогает манипулировать Властью. Шизоидная – потому что очень нелегко иметь два лица, играть сразу две роли в одном спектакле. Рабочего, как назначенца на ответственную должность с небольшой зарплатой, и буржуазную, даже более преступную, так как приходится воровать посредством теневой экономики то, чем и так обладаешь. Причём начинается всё с обычного непрофессионализма, попустительства и разгильдяйства.
В постреволюционной действительности социалистическая бюрократия является кузницей для перековки революционного сознания в недоразвитое буржуазное. Как известно, Буржуа – это человек, использующий наёмный труд для личного обогащения, либо более привилегированного личного положения. Исходя из этого определения видно, что социалистическая бюрократия и есть начальная ступень буржуазии. А можно ли построить социализм с недоразвитым классом? Но это только одна сторона вопроса. Ведь рабочий класс не видит своего врага и угнетателя. Угнетатель так замаскировался, что уже и сам себя не узнаёт. Он боится, да и не может выполнять свою функцию, а в результате и рабочий класс выполняет свою функцию из рук вон плохо. Так что классовая недоразвитость обоюдная, и социализм получается в такой стране недоразвитый! Страдает экономика, а социальные блага берутся не из воздуха, они распределяются от полученного официального дохода.
Единственным, что остаётся ценным от теоретического наследия – это государственный этатизм, и так называемая плановая экономика. Практика доказывает, что социализм невозможен в обществе с недоразвитыми классами. Глупо обвинять сегодняшних бизнесменов и олигархов в продаже родины и не желании вкладывать деньги в экономическое развитие. Существуют объективные экономические законы, и буржуа живет только от прибыли. Экономическая ситуация в результате диктатуры социалистической бюрократии сейчас такова, что вложение денег – нерентабельно, убыточно. Вот когда российский рабочий будет получать не 100, а 10 долларов за свою работу, вот тогда и можно будет говорить о рентабельности и вложении денег. А как он выживет на эти 10 долларов не важно. Видимо так рассуждают новые буржуа. Это путь ведущий к войне, однако, есть и другой путь. Это увеличение производительности труда, новая экономическая политика, в результате которой должен произойти "философский рост" обоих классов в предельно минимальные сроки.
До революции, революционер, независимо от того каких взглядов он придерживается, конструктивен. Им движет обострённое чувство социальной справедливости, и он стремится к улучшению положения общества, лечению его болезней. Карьеристов в это время практически нет (но бывают исключения типа Сталина). Несмотря на реакцию власти и гонения, революционер борется за справедливость с деструктивизмом власти, и это его священная война, священное право и обязанность. Власть – это несомненный атрибут деструктивизма, который постоянно нуждается в корректировке всем обществом. В этом весь смысл демократии. Если у власти находится человек высоких моральных принципов, конструктивизирующий мнение всего общества с точки зрения высшей государственной власти, постоянно работающий с этим мнением и следящий за соблюдением основных принципов демократии, использующий экономические рычаги для развития приоритетных направлений, и активно работающим с институтом демократии – общество начинает быстро развиваться и приходить к благоденствию. (Ошибки Путина). Соответственно, если не соблюдается хотя бы одно из этих правил управления, деструктивизм власти поглощает все благие начинания и всё общество становится подверженным дезинтеграционным, деструктивным процессам.
После революции, человек перестаёт быть революционером по определению, и становится правителем. Психологически, включается его стереотип личности правителя, который в дальнейшем корректируется жизнью и теми задачами, которые неизбежно встают перед ним. А так как единственный его опыт решения сложных вопросов власти это насилие (насильственная революция подразумевает большую работу по вооружённому свержению власти, которая всецело захватывает революционера и формирует его характер), революционер забывает о принципах демократии и становится диктатором. Наиболее ярчайший пример поглощения конструктивизма личности деструктивизмом власти является жизнь Троцкого. До революции он был наиболее ярким представителем конструктивной оппозиции, одним из главных идеологов революции, блестящим оратором и организатором рабочего движения. Роль Троцкого, как наиболее конструктивного члена общества трудно переоценить. Но вот после революции, подпав под влияние деструктивизма и вседозволенности власти, он резко меняет свой знак на противоположный, и вся та мощная энергия личности переключается на деструктивный процесс. Имеется в виду подавление Кронштадского восстания, подавление казачества на Дону в 1919м году. Троцкий забывает даже о классовом различии, и расказачиванию и репрессиям подвергается всё казачество в целом. Личностные амбиции оказались выше государственных интересов. Уже не говоря о полной солидарности со словами Ленина о том, что 10%и процентам российского общества революции нечего предложить и речь идёт либо об уничтожении 10% населения страны, либо их эмиграции. Закономерно, что к 50м годам уже 50% населения оказалась в таких условиях, только эмиграция была заменена концентрационными лагерями и тюрьмами. (Лидер и теоретик)
Что самое удивительное, отстранённый от власти, став первым и единственным зарубежным советским диссидентом во времена Сталина (в дальнейшем Сталин больше не совершал подобных ошибок), Троцкий становится, в высшей степени, активным и конструктивным членом общества. Даже находясь в эмиграции и отвергнутый, он значительно влияет на развитие революционной теории. Конечно, от предвзятого субъективизма он так и не избавился (так и не разобрался с неизбежностью термидора насильственной революции), но, в общем, он, верно, предугадал развитие автократии Сталина и закат Коминтерна, в связи с подчинением его чёткой руководящей диктатуры партии, а не демократическим принципам, как было до октябрьской революции. Этот пример касается лидеров революции.
А вот пример общий для всех, сформулированный революционером теоретиком Х. Г. Раковским, который узкоспециализированно рассматривал историю революций под данным углом зрения.
"Политический темперамент Раковского во многих отношениях отличался от политического темперамента Троцкого. Раковский, конечно, не обладал силой мысли, страстным красноречием, кипучей энергией Троцкого, однако имел очень ясный и глубокий ум и, возможно, более способен был к философской абстракции. Несмотря на всю преданность оппозиции, Раковский не был её яростным сторонником в том смысле, что шире смотрел на вещи, выходя за рамки непосредственных целей и тактики оппозиции. Убеждённый в правоте оппозиции, и её конечном оправдании, Раковский был значительно менее уверен в её шансах на политический успех. Он умел с расстояния охватить взором громадную картину революции и ясно различить проходивший через неё трагический мотив, затрагивавший все враждовавшие фракции: «Неизбежный распад революционной партии после её победы».
Раковский развил эту мысль в «Письме Валентинову», очерке, вызвавшем волнения в колониях троцкистов летом 1928 года. Чем объяснить, спрашивал Раковский, крайнюю злобность и моральный упадок, открывшиеся в большевистской партии, состоявшей из честных, преданных и мужественных революционеров? Недостаточно винить правящую группу и бюрократию. В основе лежат более глубокие причины: «Апатия масс и безразличие победоносного рабочего класса после революции». Троцкий указывал на отсталость России, на численную слабость её рабочего класса, изоляцию и капиталистическое окружение как на факторы, ответственные за «бюрократическое вырождение» государства и партии. Для Раковского это объяснение было правильным, но недостаточным. Он доказывал, что даже в нации, состоящей почти целиком из рабочих и окружённой только социалистическими государствами, после революции массы могут впасть в апатию, отказаться от права формировать собственную жизнь и дадут возможность разнузданной бюрократии узурпировать власть. Такая опасность, заявлял Раковский, таится в любой победоносной революции, составляя «профессиональный риск» правления.
Революция и гражданские войны, как правило, имеют своим продолжением социальный распад революционного класса. Французское третье сословие распалось, восторжествовав над старым режимом. Классовые антагонизмы в нём, конфликты между буржуазией и плебсом уничтожили его единство. Однако, даже социально однородные группы распались из-за «функциональной специализации» их членов, некоторые из которых стали новыми правителями, в то время как другие остались правимыми. «Функция приспособила орган к себе и изменила его». Из-за распада третьего сословия социальный базис революции сузился, власть осуществляло всё меньшее число людей, назначения заменили выборы. Этот процесс далеко зашёл ещё до термидора. Робеспьер способствовал ему, а затем пал его жертвой. Сначала недовольство народа голодом и нищетой не позволило якобинцам вверить судьбу революции народному голосованию, затем произвольное и террористическое правление якобинцев привило народу политическое безразличие, что позволило термидорианцам уничтожить Робеспьера и якобинскую партию. В России в «анатомии и физиологии рабочего класса» произошли аналогичные изменения, приведшие к аналогичному результату: упразднение системы выборов, сосредоточение власти в немногих руках и замена представительных органов иерархией назначенцев. Большевистская партия раскололась между правителями и правимыми. Она распалась и настолько изменила свой характер, что «большевик 1917 года с трудом узнаёт себя в большевике 1928года»".
В данном исследовании, Раковский делает больший упор на послереволюционную апатию рабочего класса. Но разве не победоносная революционная партия сражалась с активностью рабочих, подавляя Кронштадское восстание. Народные депутаты 10 съезда, прямо со съезда отправились в бой – и это было наиболее тяжким испытанием революции, своей мощью затмевая даже белогвардейское движение. Ветер перемен развития Сталинского государства всегда опережал народную оценку и осознание ущербности диктаторской политики. Иначе бы революции сменяли бы одна другую, не давая обществу мирной жизни в бесконечном хаосе гражданских войн. Во третьем абзаце, Раковский винит классовый антагонизм между плебсом и буржуазией. Но он почему-то не видит, что этот антагонизм жив и между социалистической бюрократией и рабочим классом, хотя и менее выражен, и обусловлен функцией социалистической бюрократии эксплуатировать рабочий класс. При этом она нагло уверяет, что рабочий класс гегемон, и правит обществом. Классовый антагонизм – движущая сила демократии, которая не даёт мозгам рабочего класса «заплывать жиром» и целиком полагаться на власть. Эта ошибка обусловлена тем, что в эти времена ещё не существовало демократического капитализма, который ещё только формировался в Америке, посредством бандитских профсоюзов.
Революционер всегда должен помнить и твёрдо знать, что настоящий правитель-демократ формируется годами сложнейшей управленческой работы, планомерно и последовательно поднимаясь по служебной лестнице, но не в системе с чётко выраженной вертикалью власти, а находясь между двух огней – властью сверху и демократией снизу, служа её проводником и конструктивным преобразователем её хаотической направленности.
Рабочий класс никогда не отличался своими готовыми, конструктивными предложениями. Во все времена этим занимался малый и средний управленческий аппарат и соответствующие научные организации, требующие для этого определённых капиталовложений, что особенно актуально в век высоких технологий. Но для того, чтобы они могли эффективно разрабатывать и претворять в жизнь конструктивные предложения, нужно не противодействие, а понимание своей выгоды и помощь рабочего класса, который также должен быть материально в этом заинтересован. Именно непонимание этого основополагающего принципа заставляет пробуксовывать наш огромнейший научно-технический потенциал, оставляя невостребованными тысячи высококвалифицированных специалистов, заставляя их эмигрировать, искать применения своим знаниям на чужбине. Инициатива НАКАЗУЕМА! Это основной постулат социалистической бюрократии, не имеющей ни мотивации для экономического развития, ни соответствующих материальных ресурсов, в отличие от собственника капиталиста. Характерно, что в разрушенных американских двух башнях-близнецах, работали и наши специалисты, не нашедшие применения и достойной оплаты в России, профессионализм которых приняли и признали на западе, назначив на подобную должность.
Таким образом, заканчивая данный пункт, нужно сказать, что роль революционера, как и роль, истинно духовного человека, заключается в вечной оппозиции к власти. Оппозиции конструктивной! Если власть допускает хоть в малейшей степени демократический диалог, революционер должен его вести с властью. Если нет, революционер должен придерживаться принципов Джавахарлала Неру. (Историческая справка)
В условиях современного мира огромнейшее значение имеет профессионализм личности, подготовленность и соответствующая расположенность характера человека к его профессии. Власть не является исключением, хотя она манит и кажется простым делом, доступным и "кухарке". Величайшее заблуждение революционера, что если он придёт к власти, он всё исправит. Власть – это, прежде всего, колоссальная ответственность и мишень для воздействия Дьявола (Человек грешен, а Иисус Христос хоть и безгрешен, но представитель моногамного Духа!). Такая ноша непосильна для одного человека, даже самого продвинутого и конструктивного. Преодолевать деструктивизм власти, наряду с демократическими принципами, помогает профессионализм, нарабатываемый годами! Теория ничего не значит без практики. И уж тем более, человек, который всю жизнь специализировался на оппозиции к власти, вооружённый лишь голой теорией, пусть самой правильной и непоколебимой с его точки зрения, неподготовлен, реально, взять бразды правления в свои руки. Кто-то может возразить, что "опыт дело наживное", но только не в данном конкретном случае. Ценность диссидента заключается в его профессионализме, в изучении и знаниях противоречий общества, с целью их устранения посредством демократического института власти. Соответственно, если человек власти не хочет стать жертвой революционных пертурбаций, связанных с узурпацией власти узким кругом лиц, он обязан работать с демократическим институтом. Необходимо учитывать, что конструктивизм общества зарождается всегда снизу, в беднейших слоях общества, в результате духовного роста. В идеале, этот конструктивизм дорабатывается обществом послойно, от нижестоящего уровня к вышестоящему, и доходит до самого высшего эшелона власти. Но так как срединная прослойка российского общества – это постсоветская бюрократия, ослепшая и оглохшая в своём капиталистическом накоплении к любым нижестоящим уровням, остаётся альтернативный вариант – союз высшей государственной власти, в лице правительственных структур, и оппозиции, в лице конструктивных профсоюзов. Но условия, для возникновения конструктивных профсоюзов, нужно ещё создать.
В качестве примера, можно привести классическую схему воспитания готового конструктивизма революционера, принятую и практикуемую в Англии. Тори и лейбористы имеют колоссальный опыт власти. Как только одна из этих партий оказывается в оппозиции, она начинает более активно искать "слабые места" партии власти, анализируя массовые движения и настроения общества. Таким образом, формируется её политическая платформа. Соответственно, и партия власти, также работает в этом направлении, чтобы не остаться не у дел. У партии власти, есть преимущество – она на деле показывает приверженность своей политической платформе. Каждый день, идёт испытание верности оценок её демократического института. Такое положение справедливо для стран с развитой демократической активностью народа, развитого института демократии и … готового аппарата, с другой, противоположной политической платформой, который в случае ошибки оценок демократического института власти правящей партии, возьмёт всю полноту власти на себя.
К сожалению, это положение не относится к России. В России нет НИ ОДНОЙ политической партии с противоположной партии власти точкой зрения. Буквально все партии, являются производными от партократии и постсоциалистической бюрократии, и отражают они, лишь различие взглядов постсоциалистической бюрократии на развитие общества, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В России культивируется строгая вертикаль власти. Хоть и представлены практически все мыслимые политические направления, от ультралевых до ультраправых, но все они базируются исключительно на позициях доминирования социалистической бюрократии, а не на основе демократических принципов. Это взгляд видоизменённой социалистической бюрократии и видоизменённой партократии на общество! Иными словами, общество будет целиком зависеть от позиции лидера партии, скажет "сеять кукурузу в районах крайнего севера", так оно и будет!
Но даже если в России и будет создана партия Конструктивизма, невероятными усилиями ей удастся стать партией власти, без практического опыта власти она обречена на неудачу. Конструктивизму и демократии предстоит еще долгое время учиться, и партии, и народу.
Рабочий класс никогда не отличался своей готовой, конструктивной позицией. Он всегда терпел до предела, а когда уже действительно становилось невмоготу, приступал к действиям. Естественно, эмоции всегда доминировали над доводами разума. Когда уже собственные дети голодают, не очень-то и поумствуешь! Поэтому и заканчивается конфликт деструктивным процессом – открытым столкновением с властью и кровопролитием. Так всегда происходит при диком капитализме, в государстве с недоразвитым демократическим институтом. Но в России, последствия псевдосоциализма – Партократизм, который, скорее всего не перейдёт в дикий капитализм – слишком сильные противоречия и слишком долгий это процесс, процесс трансформации постсоциалистического сознания в капиталистическое, требующего смены нескольких поколений! Кроме того, самое главное, сам характер современного производства, его деловые связи и культура поведения не допускают этой трансформации. Обусловлено это, во-первых, безраздельной властью постсоциалистической бюрократии и её производных. Во вторых, апатией, безволием и отсутствием политических целей рабочего класса. Народ безмолвствует! И безмолвствовать он будет до того момента, когда внедрение действительно конструктивных предложений будет уже НЕВОЗМОЖНО, переходя сначала к необоснованному террору, а затем уже к революционной ситуации!
Важно учитывать, что мотивация для трансформации постсоциалистического бюрократа в капиталиста недостаточна. Поэтому, переход от псевдокапитализма к дикому капитализму крайне затруднителен, и, скорее всего, просто невозможен.
